Это спектакль о том, что еще не зажило, о чудовищных жерновах фашистской машины, о взаимоотношениях жертвы и палача, о том, что априори задевает за живое. Никто в России еще не отваживался взяться за этот сложнейший материал. Екатеринбург смог.

Недавно мы встретились с директором Оперного Андреем Шишкиным и спросили его, трудно ли быть первым.

- Как пришло решение открыть 105-й сезон Екатеринбургского оперного столь непростой постановкой, коей является «Пассажирка»?

- Вопрос заключался не в том, как открыть 105-й сезон. Скорее, мы больше раздумывали в целом о следующем оперном спектакле. В лице нашего нового главного дирижера театра  Оливера Дохнаньи я нашел очень эрудированного собеседника. Для меня это в какой-то степени окно в мир. Человек, который дирижирует в Канаде, Аргентине, США и ряде других странах, естественно, знает много о том, что происходит театрах в мире, и, разумеется, не по наслышке. И вот во время одной из наших встреч в период работы над оперой «Сатьяграха» Оливер как-то раз поделился, что в немецком городе Карлсруэ поставили совершенно иную версию оперы «Пассажирка», которая отличается от работы режиссера Дэвида Паунтни, представленной в Брегенце. И она довольно интересная, оригинальная. А затем он рассказал мне сюжет. Я тогда подумал об этой опере, но особого значения ей не придал. 

Потом главный редактор газеты «Музыкальное обозрение» Александр Устинов что-то тоже начал рассказывать мне о том, что версия спектакля Паунтни была показана в Варшавском театре, и он ходил на эту постановку. И у меня будто в голове что-то сработало: один рассказывает, другой рассказывает — в этом что-то есть. Я начал читать, нашел историю постановки, узнал, что существует как бы не открытый Вайнберг. Было ясно — идея буквально витает в воздухе, потому что до этого в 2006 году прошла мировая премьера оперы в концертном исполнении на сцене Московского международного Дома музыки, в 2010 году Паунтни открыл миру театральную версию оперы Вайнберга и в этом же году «Пассажирка» была исполнена в концертной версии в Новосибирском театре оперы и балета. И я начал несколько волноваться на счет того, насколько наша премьера окажется своевременной. Может быть она уже у кого-то в работе? И тогда наш спектакль окажется на втором плане.

- А это важно, быть первым?

- Да, конечно. Одна из ключевых особенностей этой премьеры как раз в том, что Екатеринбургский театр первый в России ставит «Пассажирку». И это нормальные амбиции! Я считаю, хорошо, что театр стремится ставить не только «Травиату» или «Батерфляй», например, но заставляет общественность говорить о нем вообще. Это осознанная линия.

- Насколько я понимаю, основным вашим союзником в намерении впервые в России поставить «Пассажирку» был именно Оливер Дохнаньи.

- Да, он был инициатором, по сути. Если бы не было Оливера, ничего не получилось бы. Мы же долгие годы работали с Клиничевым (прим.ред.: экс-главный дирижер Екатеринбургского театра оперы и балета). И этот союз был очень плодотворным. 

Но вот однажды в период, когда я раздумывал над «Сатьяграхой» и потому часто подолгу слушал эту опер,у у себя в кабинете, Клиничев с Ушаковым сказали: «Мы наслушались и больше не хотим». Я понял, они ставить ее не будут, нужно искать принципиально иных людей, которым это интересно. Поэтому логично произошла смена команды. 

Сейчас мы работаем с Оливером Дохнаньи, а также режиссером Тадэушем Штрасбергером, которого мы также после «Сатьяграхи» пригласили поработать над «Пассажиркой». Словом, все сложилось само собой.

- Вас не смущает сценографическое решение спектакля? Все эти печи, стены-копии Освенцима, которые появятся в постановке, согласно задумке режиссера?

- Меня поражает точность воспроизведения с одной стороны и отсутствие ужасов фашизма в постановке, с другой стороны. В любом случае, наша миссия в том, чтобы показать, что прошлое забывать нельзя. Последствия Второй мировой надо помнить. Ведь эти события — самое страшное из того, что было в современной истории человечества. Немцы, культурнейшая нация, обладающая глубочайшей философией, давшая миру Вагнера, Бетховена, и вдруг оказались способны на такое. Они со свойственной только им педантичностью поставили на промышленную основу уничтожение человека человеком, как будто автомобили собирали. И ужасает то, что даже в культурнейшей Европе такое происходило всего 70 лет назад. Это разговор фактически о двух поколениях.

- Нет опасений, что у публики будет отторжение к этой теме? Уж очень она тяжела.

- Есть. И мы долго спорили об этом с режиссером Тадэушем Штрасбергером. Пришли к единому мнению, что финал обязательно должен оставить у публики ощущение какой-то надежды. К тому же, на тему, поднятую в «Пассажирке», нужно говорить. Пока мы помним и говорим об этом ужасе, есть шанс, что он не повторится. 

Поэтому «Пассажирка» - это не просто спектакль, не просто шоу — это попытка нравственного взгляда на целый исторический пласт. Театр не просто поет или танцует, он думает и ищет. Сегодня он идет чуть впереди зрителя и ведет его за собой.

- В целом есть ощущение, что многие очень важные организационные моменты решались в процессе работы над «Пассажиркой» будто бы сами собой.

- У меня такое ощущение, что, да, нам небеса помогают. Серьезно. Я приведу пример: следующий театральный сезон, например, 15 сентября 2017 года откроет «Волшебная флейта». И мы для нее очень долго не могли найти режиссера. Всерьез начали задумываться, почему не получается: то ли название выбрали не то, то ли двигаемся не туда, то ли еще что. Мы год потратили на то, чтобы еле-еле сформировать постановочную команду. Художника нашли в Дублине, а режиссера пригласили из Лондона.

- У Екатеринбургского театра оперы и балета оригинальная линия формирования афиши — с одной стороны классика, с другой эксперименты.

- Это осознанная позиция театра. Во-первых, мы должны удовлетворить интересы всех слоев населения. К тому же у нас богатая оперная труппа — 52 голоса, и все хотят попеть. Драм-сопрано переживает, когда идет «Лючия». Колоратурное сопрано нервничает, когда идет какая-то драматическая опера. Поэтому мы стараемся дать возможность реализоваться всем артистам оперы. А во-вторых, театр должен постоянно показывать общественности страны, что он новатор. В случае с «Пассажиркой» мы первые взяли на себя смелость сделать не концертное исполнение, а оперу.

- Это рискованное решение?

- Да, как и решение поставить «Сатьяграху», кстати.

- «Пассажирка» в данном случае еще больший риск, наверное. Театр ведь ставит даже не имя, которое гарантирует кассовый сбор, а постановку, которая к тому же еще не открыта российскому зрителю.

- Согласен. И мы принимаем этот риск. Но мы нашли ту нишу, в которой конкурентны. И так думаем не только мы. Большой театр предложил нам объединить усилия. Теперь в одном театральном сезоне два федеральных театра — наш и Большой — выпускают Вайнберга. Возможно, впервые за всю историю Екатеринбургского театра мы поедем в Большой не потому, что у нас номинация на «Золотой маске», а потому что делаем нечто, что вызывает интерес еще до своего появления на свет.

- Коллектив театра этот риск тоже принимает?

- Года два назад я как-то, находясь с коллективом в неформальной обстановке, обронил фразу, что следующей оперой будет «Пассажирка». Закинул, так сказать, удочку. И знаете, что мне понравилось? Не было абсолютно никакого отторжения.

- А что, правда, могло быть?

- Конечно, почему нет. Артисты могли сказать: «Зачем нам это надо? Мы будем петь «Риголетто» и поедем с этой партией куда-угодно». В этом есть логика, потому что учить известные партии — это удобно и выгодно. Они дают возможность заработать гонорары в разных театрах, например. А тут директор заставляет петь оперу, которую нигде потом не споешь. И вот мне, когда я задумал «Пассажирку», было важно понять, коллектив — союзник или нет.

- И коллектив оказался союзником, как, впрочем, и два года назад, когда вы предложили труппе рискованную «Сатьяграху».

- Когда мы выпускали «Сатьяграху», то были в высшей мере едины. Мы понимали, что все вместе живем каким-то отдельным миром и поймали птицу счастья за хвост. «Пассажирка» продолжила консолидацию и заставила двигаться еще дальше. На сей раз мы не просто поставили всероссийскую премьеру — мы создали отдельный сайт для оперы, сделали с помощью Театра драмы читку переведенной на русский язык польской пьесы Зофьи Посмыш, потом исполнили симфоническое произведение Вайнберга «Польские цветы», подготовили буклет и выпустили специальный номер газеты. 

Сейчас нельзя делать просто спектакль — не те времена. На дворе XXI век, нужно мыслить проектами.

© Интернет-журнал «Global City» Надежда Плотникова