-1 °C
Федор, как в вашей жизни появилась наука?
– В моей школе появился один из первых кружков робототехники. Для нас закупили специальное оборудование. В те годы ничего подобного в Екатеринбурге и области еще не было. Когда я записался туда, мне было лет 13-14. Этот интерес поддерживали и родственники – покупали конструкторы, в том числе робототехнические.
Почему после школы вы решили поступать именно в УрФУ?
– В университете было необходимое оборудование и специалисты, которые могли помочь продолжить исследования. Однако выбрать конкретное направление мне было непросто. Например, я учился на биофаке, изучал физиологию человека и животных, учился на кафедре электроники и наноэлектроники на физтехе. Я долго не мог определиться, чем именно хочу заниматься, но это однозначно была научная деятельность. В разное время я исследовал наночастицы и их воздействие на раковые клетки и вирусы. Область моих научных исследований была гораздо шире, чем просто робототехника.
А какой была мотивация для научной работы?
– Создать что-то полезное и интересное, что могло бы сделать жизнь людей проще. В основном я занимался биологическими и физическими исследованиями. Помимо протеза и изучения влияния наночастиц на организмы, я также работал с вирусами.
Как вы решили создать бионический протез?
– Один из моих друзей работал в ортопедической компании. Мы обсуждали, что подобное оборудование находится в дефиците. Мы посмотрели спецификацию уже существующего оборудования, его характеристики, и пришли к выводу, что можно сделать что-то лучше или интереснее. Я подумал, что это хорошая идея – на базе нашего университета создавать подобные технологии. Прототип я сделал сам в домашней лаборатории лет семь назад. Потом начали вести разработки совместно с вузом. Оформляли патент, начали проводить совместные исследования. С тех пор технология только совершенствовалась.
Но почему именно рука?
– Рука – это что-то смежное между биологией и робототехникой. В некотором смысле — это технологическое продолжение эволюции человека, которое не сейчас, но в дальнейшем может сделать его несколько совершеннее. Улучшение человеческого потенциала. По-моему, вся наука сводится к этому. Мы улучшаем либо наши производственные мощности, либо энергетические, либо сами себя, либо технологии.
А в чем уникальность технологии?
– В отличие от всех современных протезов, эта разработка использует не заранее запрограммированную систему жестов, а свободную. То есть человек может управлять искусственной кистью с помощью сокращения остаточной мышцы, к которой прикрепляется датчик. Система передает эти остаточные мышечные усилия в движение протеза. Человек может свободно коррелировать движение биомеханической кисти.
Протез способен поднимать тяжелые предметы, до 15-20 килограммов в среднем. Как вы тестировали технологию?
– Тренировался на себе, на друзьях. Также проводили испытания вместе с человеком, у которого ампутирована кисть. Поначалу ему было чуть сложнее, потому что мышцы со временем атрофируются, но в итоге ему очень понравилось.
А когда ваше изобретение появится в широком использовании?
– С недавних пор при поддержке института была создана стартап-студия «Бионик Системс», директором которой я являюсь. Мы идем к разработке предпромышленного образца, который впоследствии доведем до промышленного, чтобы запускать в массовое производство. Процесс доведения образца до промышленной технологии достаточно долгий и дорогостоящий, очень многое зависит от финансирования. Изобретение относится к медицине и сама регистрация такого изделия требует времени и значительных вливаний. Сюда же входят и испытания на безопасность. Хорошо бы закончить эту работу за два года.
А сколько человек работает над вашим проектом?
– Именно над технической частью я, как правило, работаю один. В целом, в зависимости от задач мне помогает человека 2-3. Например, они подключаются, к разработке 3D-моделей.
А сложно ли будет запустить серийное производство вашего бионического протеза?
– Как таковое промышленное производство сейчас запустить несложно. Есть 3D-принтер, на котором можно напечатать что угодно. Первые образцы реально сделать на базе университета, распечатать основные детали на нашем принтере. Но если мы говорим про массовое производство, чтобы делать например 20 протезов в месяц, нужны большие мощности. Организовать процесс можно как с нуля, так и на уже существующей базе, просто докупив нужное оборудование.
Обращались ли к вам крупные компании с предложением выкупить ваши разработки?
– Нет, не обращались, но продавать технологию мне бы не хотелось, хотелось бы оставить и развивать ее дальше.
В Екатеринбурге достаточно много престижных вузов, исследовательских институтов. УрФУ — признанный на международном уровне университет. Как вы думаете, почему уральская земля считается плодотворной для научных открытий?
– Думаю, что город и задуман был, и строился как промышленный центр. Здесь развивается машиностроительная отрасль, технологическая, проводят биологические исследования. По сути, Екатеринбург представляет из себя большой завод, где делают ракеты, танки. Возможно, мы опережаем некоторые области научно-технического развития. На Урале не так уж меньше возможностей, чем где-либо еще. Здесь есть научно-техническая база, потенциал, много возможностей для экспериментов.
Вы заняты работой над одним проектом или есть другие направления в исследованиях?
– Параллельно мы разрабатываем смежные проекты. Например, интерфейс «мозг-компьютер» для управления устройствами с помощью мысли. Подобные исследования проходят уже давно, лет 10-15, например стартап Neuralink Илона Маска. Это гораздо сложнее, чем протез. Это считывание электроэнцефалограммы мозга, выявление сигнала, который потом преобразуется в управление. Если говорить проще – на голову надевается шапочка, с ее помощью считывается потенциал электрической работы мозга, преобразует данные в сигнал, который можно дешифровать и использовать как паттерн для движения какого-либо устройства.
© Интернет-журнал «Global City» Полина Попова
