– Современная драматургия – это какая?

– А вот это как раз непросто определить. Ведь что такое современность? 30 лет назад был популярен Цой, он и сейчас популярен, но будет ли это иметь значение через сто лет? Мы сейчас не отличаем времена Пушкина и Толстого, хотя между ними и их творчеством стоят десятилетия. В драматургии я не чувствую современного нерва, того, о чем читают все современные рэперы, например. Рэп — самая популярная музыка в современном мире, и от этого нельзя прятаться, с этим нельзя ничего поделать. И не нужно! Поколение молодых рэперов — это те безбашенные чуваки, которых в драматургии, к сожалению, нет.

– Вы готовы стать этими чуваками?

– Вот об этом я и думал в последние дни. А можно материться? Я уверен, что мое поколение режиссеров благополучно *** [разнесет] все, что есть. А потом станет тем поколением, которое *** [разнесут]. И оба варианта прекрасны! Я буду рад, если спустя 20 лет, когда я буду замшелым режиссером, придут чуваки и разметелят тут все к чертовой матери! Я не лукавлю, говоря, что буду в этот момент бесконечно счастлив.

И может получиться так, что наше задротное поколение, а потенциал есть, создаст что-то по-настоящему крутое! Ведь наше поколение еще относят к поколению советских времен, мы чувствуем свободу на инстинктивном уровне. Наши родители привыкли, что они кому-то что-то должны. А вот мы уже никому ничего не должны. А эти самые Гон Фладды (молодой рэп-исполнитель, – прим. ред.), появившиеся после нас, уже рождены с тем, что они никому ничего не должны, и они могут стать супер-мега-звездами, делая то, что им нравится.

– А в ЦСД есть представители этого наступающего на пятки поколения?

– У нас есть два замечательных парня. Алексей Чувашов, он работает у нас второй год, и Дмитрий Павловский, он пришел к нам в этом сезоне. Они могут. Но их время наступит потом, уже после того, как мы себя покажем. И тогда они нас *** [разнесут]. Но это не точно (смеется).

– Раньше театр был тем местом, куда люди наряжались, где «выгуливали» лучшие платья. А сейчас?

– Знаешь, это удивительно, но после того, как мы переехали из «Коляда-театра» в здание под мостом на ЖБИ (ЦСД теперь размещается в здании бывшего «Рыбзавода», – прим. ред.), люди стали приходить к нам красивыми и нарядными. Последние два месяца мы у всех на слуху, люди слышат «театр», и это работает, они думают, что все официально. А когда видят вместо зала кирпичный лофт, всегда удивляются. Но это круто, когда всё на контрасте. У нас нет бархатных штор, вина в буфете и привычных атрибутов театра, а зрители — такие празднично-красивые.

– А что насчет мнения о том, что театр — это элитарное искусство?

– Вопрос о том, кому должен театр. Театр — это искусство для всех, но он никому ничего не должен. Другое дело, это искусство, и твориться оно должно всеми.

– Что это значит?

– Это значит, что зритель не должен быть *** [человеком], который пришел и говорит: удивляйте меня. Никто тебя удивлять не собирается! Мы должны находиться в диалоге. Это ведь не значит, что мы поднимем какие-то напрягающие темы, нет. Наши спектакли веселые и классные, мы хотим находиться со зрителем в диалоге. И если зритель прочувствовал этот диалог, включился в него и ощутил свою причастность к элите, то — пожалуйста. Может быть, так и есть.

– А как быть интровертам? Когда зритель становится в самый центр спектакля, порой это нелегко, некомфортно.

– А что делать? Мы же не принуждаем. Кому-то действительно это включение не нравится. А кому-то нравится. Невозможно подстроиться под вкусы каждого. Более того, так делать нельзя!

– Почему нельзя?

– Ну, с одной стороны, может получиться клево, театр будет коммерчески успешным, если будет ориентироваться на вкус публики, но это будет … Да *** [ерунда] какая-то это будет!

– Раз мы выяснили, что это *** [ерунда], не могу не спросить. Мат со сцены. Как ты к нему относишься?

– Очень хорошо.

– Но почему?!

– Да потому что это язык! Вот, например, «Боюсь стать Колей». В пьесе много мата. И мне было важно, чтобы человек за первые полчаса настолько привык к этому мату, чтобы он перестал его шокировать, и зритель начал извлекать из спектакля что-то новое, осмысленное. Если в самом начале говорить слово *** [пенис], ты быстро пройдешь пласт неловкости и сможешь выйти на совсем новый уровень восприятия. Мат оживляет постановку, если уместен. Это один из приемов, в этом нет ничего страшного, все матерятся.

– То есть ты думаешь, что современный зритель к этому готов? Я, кажется, не готова.

– Да не дай бог, чтобы он был готов. Надо, чтобы он пришел и после каждой сцены говорил: «Я был к этому не готов, но это круто». Должно быть так.

– Как насчет декораций? Их же у вас почти нет. И во многих современных постановках их нет.

– Эстетика бедного театра была описана давным-давно. На самом деле это часто бывает обусловлено тем, что у театра попросту нет денег на дорогие декорации. Например, когда я делал спектакль «Галатея Собакина», было важно, чтобы пространство вообще не было ничем захламлено. Там просто стоит куб в центре, и все строится вокруг него. Или, например, мы делали спектакль «Боюсь стать Колей», где собрали все декорации из паллетов себестоимостью 600 рублей. Финансовая сторона идет плюсом, но мне нравится работать с минимумом декораций.

– А актерам это не мешает работать?

– Им деваться некуда (смеется). Хотя спрятаться некуда - буквально. Тем более, у нас всего 63 места, зритель сидит так близко, что его чувствуешь его движения, нельзя его обманывать в такой близости. И декорации — это всегда то, что может либо дополнять, либо мешать. Наверное, актерам из других театров у нас непросто, они порой не могут найти себе место, а те, кто у нас давно работает, выступают без проблем.

– Опиши своего зрителя. Для кого ты ставишь спектакли?

– Я никогда его не представляю. Критерий задаю я сам. Есть режиссеры, которые не смотрят свои спектакли, а я думаю, зачем его ставить, если тебе самому его совсем не интересно смотреть? Пока идут финальные прогоны, приходится смотреть спектакли раз за разом, и я просто стараюсь делать их такими, чтобы мне самому не было скучно смотреть их снова и снова. Тогда и зрителю точно не будет скучно. На других нельзя ориентироваться, вот я и не ориентируюсь. А если не нравится... Ну, я же не Джаред Лето, чтобы всем нравиться, верно?

© Интернет-журнал «Global City» Светлана Чащухина