Scroll Down
 +20 °C ММВБ  $94.09   €100.53
  1. Интервью
  2. Люди

Евгений Мартьянов - о первой роли монтировщика сцены, уходе из «Провинциалов» и собственном бренде

19:38 18 июля 2016
Global City продолжает публиковать серию материалов о тех, кто стоял у истоков современного танца в России. В качестве интервьюера выступила известный уральский хореограф, танцовщица и очевидец восхождения contemporary dance на олимп отечественной хореографии Екатерина Жаринова. Она встретилась с легендами уральской хореографии и расспросила их о том, как все начиналось и будет ли продолжение.
Евгений Мартьянов - о первой роли монтировщика сцены, уходе из «Провинциалов» и собственном бренде
Евгений Мартьянов, перформанс «Сломанный воздух». Фото: Катя Волосникова

Одним из героев интервью стал Евгений Мартьянов — танцовщик театра «Провинциальные танцы» с 1991 по 1994 год. После ухода из театра он стал одним из основателей независимой танцевальной команды «Киплинг», участвовал в постановках коллектива в качестве танцовщика и хореографа с 1994 по 2001 год. Активно занимался преподавательской деятельностью, в том числе много ставил для студентов и сам участвовал в нескольких крупных постановках Школы современного танца Екатеринбургского центра современного искусства (директор Лев Шульман) и Института танца (директор Олег Петров). Обе школы прекратили свое существование во второй половине 2000-х годов.

- С чего для тебя начался современный танец? 

- Для меня определяющими стали мои первые занятия танцем. Это произошло, конечно, в детстве. Когда я учился в шестом классе, наша учительница Нина Петровна как-то объявила, что мы идем заниматься танцем в местный ДК, так как впереди смотр художественной самодеятельности! Это был советский период в самом своем расцвете. Я тогда жил в маленьком городе Нижние Серги Свердловской области. Город у был, по идее, очень творческий, так как во время строительства местного завода было много приезжих рабочих, которых осудили по так называемым творческим статьям. Не то писали или рисовали в советский период. Среди них оказалось много художников и поэтов, которые были вынуждены вместе со своими семьями переехать в наш город. Мы смотрели на них с открытым ртом! Это были интересные люди. Художники, которые могли рисовать очень быстро, развлекали детвору, рисуя зайчиков за три секунды. Мой первый педагог по танцу Елена Харина, видимо, оказалась в нашем городе по тем же причинам. Ей ничего больше не оставалось, только как работать с детьми.

- Расскажи о первых занятиях, о первом учителе.

- На первый урок мы пришли в валенках. Мы не знали, куда идем, чем это для нас обернется. По дороге все дурачились и вывалялись в снегу. До сих пор помню, как мы заходим в класс, а преподаватель сидит у окна очень утонченная — она была истинной балериной! Слышал, что их семья давно уехала из нашего города. Я очень хочу ее найти и сказать слова благодарности за то, что она предопределила мою судьбу и заложила в детскую голову какие-то правильные представления. Тогда она чуть не заплакала, увидев всех нас в снегу, в валенках. Но деваться было некуда, и она начала с нами заниматься. Занятия проходили иначе, чем в других танцевальных коллективах — мы сразу начали со станка, впервые услышали балетные термины: плие, батман тандю. Какое-то время ходили на занятия всем классом, но постепенно ребята отсеивались и остался один костяк. Зато подтянулись ученики других классов. Дело стало продвигаться, и образовался полноценный танцевальный кружок. Удивительным было то, что мы жили в условиях деревни: леспромхоз, мой папа — лесоруб, мама — кассир в местной конторке, рабочая семья — и, приходя в класс, погружались в иное состояние. Преподаватель постоянно нам что-то рассказывала, что-то показывала, погружала нас в другой мир, вытаскивала из состояния непролазной деревни. Хотя деревня — это хорошо, я к ней очень хорошо отношусь. Так что в культурном плане и в видении, понимании танца у нас были другие представления. Большинство коллективов танцевали польки-бабочки, а мы какие-то сюиты ставили, пробовали современные танцы. Ездили по фестивалям, на смотры художественной самодеятельности и везде побеждали. Я занимался танцами до 11 класса, но не думал, что это станет моей профессией.

- Как ты попал в «Провинциальные танцы»? Какой была первая роль в составе молодого коллектива?

- После школы я приехал поступать в Уральский государственный университет на биологический факультет — хотел cтать биологом. Как-то на первом курсе, по дороге в университет на Куйбышева, увидел большую афишу концерта «Провинциальных танцев». Это был один из первых их концертов. Меня тогда прихватило, что «провинциальные». Так как я и сам был из провинции, где-то в подсознании возникла мысль, что моя жизнь будет с ними как-то связана, и решил сходить. В то время постановками занимались Владимир Пона и Николай Сапожников, Татьяна Баганова еще училась в Москве и ставила номера, когда приезжала. Я посмотрел концерт, и у меня в голове засела одна мысль, ясная и четкая: я хочу танцевать в этом коллективе. И поскольку был молодой, прошел за кулисы (сейчас бы так не поступил). До этого я много раз был на сцене, поэтому не боялся. Дело происходило в Театре драмы: ребята после выступления собирали свои вещи, а в углу сидел человек во всем черном. Я к нему подошел и спросил: «Хочу работать в этом коллективе, к кому можно обратиться?». Человеком в черном оказался Лев Шульман, он тогда ответил: «Приходи завтра к 9 утра на классику». Когда я пришел в «Провинциальные танцы», у них был уже высокий уровень. Выступал весь первый состав: Равиль Галимов, Ренат Хасбатов. Почти год я только носил стулья в номере Наташи Широковой «Второе танго». Танцевали Наташа и Юля Бахарева, а в середине танца на сцене появлялся человек и начинал по одному уносить стулья. Это была моя первая роль, в которой я появлялся как монтировщик сцены. И только через год меня начали вводить в номера.

Евгений Мартьянов, перформанс «Сломанный воздух». Фото: социальные сети

- Как удавалось совмещать работу в театре с учебой в университете?

- На биологическом факультете посещение лекций было свободным, а практика проходила по вечерам. Поэтому я с утра на лекции не ходил — был на классах и репетициях, а вечером ехал в университет и выполнял практические задания. Но меня все-таки отчислили, когда мы уехали на ADF в Америку в 1993 году. Я тогда какой-то важный экзамен пропустил. Но затем все равно восстановился и доучился на заочном отделении. Я учился на кафедре «Физиология человека и животных», так что считаю, что знание тела мне пригодилось, но больше с биологией моя жизнь никак не связана.

- Ты ставил что-то в то время?

- Я ставил во время работы в «Провинциальных танцах», но еще тогда не созрел как постановщик. Помню, это были трубы с крысами, внутри была революционность такая; тянуло на эпатаж, как свойственно всем молодым, не на глубину.

- Отчего покинул «Провинциальные танцы»?

- Время было тяжелое: Перестройка, стрельба на улицах, бандиты, тотальная безработица и нищета, реально был голод. Я как мужик понимал, что физически не могу продолжать работать в театре. Мне нужно было кормить семью, и я не мог себе позволить заниматься только творчеством. Ушел Лев Шульман, мы остались с Татьяной Багановой. С Татьяной не просто работать — это величина, талантливейший хореограф, требующий полной отдачи времени и сил! И это правильно. Я начал испытывать дискомфорт уже на физическом уровне и решил, что нужно заканчивать. Потом много раз задавал себе вопрос: стоило ли остаться? Но нет, никогда о своем решении не жалел. Почти сразу возник «Киплинг», где-то в 1994-ом.

- Как образовался «Киплинг»?

- Для меня «Киплинг» — это уникальное стечение обстоятельств, которое случается один раз в жизни либо вообще не случается. Мы встретились на обычном концерте в ДК. Наташа Левченко танцевала с Олей Надточий номерок, и мы с Сашей Петражицким придумали номерок. Наташа позвала нас, сказала, что у нее есть класс. Мы пришли — и все закрутилось, завертелось. Каждый делал то, что хотел, никто никому не мешал, никто никого не дергал, все друг друга дополняли, и все было хорошо. Не люблю жить прошлым, особо не ностальгирую, но было действительно хорошо!

Евгений Мартьянов. Фото Александра Петражицкого

- Как вы работали? Как создавали спектакли вместе, ведь не было одного хореографа?

- Как я и сказал, все сошлось в одной точке, когда встречаются люди, которые дополняют друг друга. У нас никогда не было конфликтов. Мы не понимали, что такое конфликт. Мы всегда смеялись, нам было хорошо. Мы никогда не делали что-то серьезно, мы просто баловались. Тем не менее, Наташа у нас была главная, это все понимали. Если возникал какой-то спорный вопрос, ожидали ее решения. Иногда я принимал решение. Просто чувствовал, что все смотрят на меня, и как я скажу, так и будет. Именно это умение безоговорочно доверять одному человеку, который должен принять решение, какая связка войдет в постановку, дорогого стоит и не всем дано. Потом наши пути стали расходиться. У каждого из нас свои вкусы, цели, задачи, каждый стал по-своему развиваться. Но мы и разошлись тоже очень хорошо. Время пришло, немного было болезненно расставаться, прикипели друг к другу. Около семи лет работали вместе.

Спектакль «Мальчики налево — девочки направо», танцкоманда «Киплинг», хореографы Наталья Левченко и Евгений Мартьянов. Фото: Владимир Луповской

- Очень нравились твои уроки в Школе современного танца и затем в Институте танца. Не планируешь еще преподавать?

- Я считаю, преподавание должно быть призванием. Мне это нравится, я это умею, но у меня нет призвания. Ты должен преподавательской деятельности всего себя посвятить. Сейчас у меня в жизни ничего с танцем не связано, я перешел в разряд потребителей искусства. Я осознанно отказался от взгляда постановщика: что у нее с ногами? отчего они не в музыку танцуют? ну это не ново и прочее. Стал смотреть по-другому, стараюсь, чтобы восприятие было на эмоциональном уровне: нравится или нет, что мне хотят сказать, о чем я думаю после спектакля. И это такой кайф! Есть еще одна причина, почему не преподаю. У меня есть потребность распоряжаться своим временем свободно, а когда преподаешь, нужно ходить на работу регулярно, каждый день. На прошлой неделе я захотел поехать в Сочи — взял и поехал, остановился в хостеле. Просто возникло желание погулять по городу. Там тепло, цветут магнолии. И у меня не было ощущения, что кого-то подвожу, не нужно было искать замены, никто от этого не пострадал. Вернулся из поездки — дальше работаю. Еще будет порыв, сяду да поеду. Я к этому стремлюсь. Я не понимаю, что такое выходной, почему отмечаем 31 декабря, 8 марта, почему новый день не празднуем. Если мне нужен праздник, я его могу себе сделать в любой день.

- Почему участвовал в перформативных проектах?

- Была потребность. Сейчас не участвую, может, позднее снова потянет. Очень понравился проект на Белой башне, я б еще хотел участвовать в такого рода проектах. Был жуткий холод, приходилось физически преодолевать себя. Каждый день задавался вопросом: зачем мне это нужно, работать бесплатно, на морозе? Но вставал и шел.

- Видишь ли себя в современном танце в будущем?

- Для меня пришло время создать себе модель, чтоб обеспечить себя деньгами. Я — мужчина, возраст опять же. Наличие финансов расширяет поле возможностей. Есть талант, видение проекта, танца, спектакля, но деньги, будь они неладны, схлапывают, сводят все на нет. Например, для спектакля нужен старинный дубовый стол, я так вижу. Но никто не даст на него денег. Я хочу пойти купить этот стол, в класс его поставить и сказать, что мне нужны вот эта и вот эта танцовщицы, и назначить им достойный гонорар. В отсутствии финансов нужно идти на компромиссы: вместо дубового стола появляется стол из Икеи — кривой, косой, который сразу ломается. Из-за того, что хорошая танцовщица не может (ей надо кормить детей), берешь кого-то другого. И в результате не удается реализовать задуманное. А все дело в дубовом столе, может быть. Был бы стол настоящий, дубовый, и все было бы по-другому. Но не факт. Я хочу располагать таким ресурсом.

Евгений Мартьянов, перформанс «Белая Башня», 2014 год

-Полюбопытствую об образовании, если позволишь...

- Менеджменту учусь, планирую поехать на хорошие серьезные курсы. Хотя, конечно, все есть в Интернете. Планирую создать свой бренд аксессуаров из кожи. Я могу здесь реализовать свое творческое начало. Меня это увлекает, могу заниматься этим круглые сутки. Сейчас хочу сделать так, чтоб все работало с минимальным моим участием, чтоб я только творческой составляющей занимался, чтоб сайт работал, а то никак не могу запустить.

Всегда была мечта научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Очень долго перебирал в голове, что я могу. И сейчас играю на укулеле, гавайской маленькой гитаре, занимаюсь сольфеджио. По правилам классики, как нас учили осваивать что угодно. Мне это жутко нравится. Я никогда не думал, что в 44 года заиграю. Очень хочу сесть в теплый летний вечер на Плотинке и играть на укулеле. Порадовать прохожих. Хочется музыки в городскую среду. Но надо сначала достаточно хорошо освоить инструмент, заиграть.

- По-моему, произошел разрыв между тем знанием и опытом, что был в городе в современном танце в 90-е и тем, что происходит в новых проектах в наши дни, мы не смогли донести эти знания и опыт до молодежи? Что нас ждет в будущем?

- Я так не думаю. Развитие происходит волнами. Просто в 90-е мы сделали все, что могли. Условно говоря, в космосе сейчас нет того сгустка, который посредством танца можно выразить. Сейчас происходит развитие другой сферы. Может быть, что-то рождается в музыке или архитектуре. Через какое-то время, возможно, самым актуальным снова станет танец.

Вообще, я хочу что-то еще сказать в танце. Все могут что-то еще сказать. У нас у всех есть талант и он безграничный. Исчерпался космический ресурс. Сейчас у всех нас период накопления. Надо спокойно жить, не надо педалировать. Надо заниматься собой, своим любимым делом. Хочешь, тащи свой танцевальный проект, но я не думаю, что он сейчас выстрелит. Все всё сказали, все повалялись, все цветы срезали, всё. Сейчас только копить.

© Интернет-журнал «Global City»

Присоединяйтесь к нашему каналу в Telegram, и читайте больше хороших новостей!

Поделиться


16+